…Жизнь слишком важна, чтобы рассуждать о ней серьёзно. © Оскар Уайльд
Я люблю двух этих идиотов х)
Не закрываю, ибо а на хрена? Под катом, ибо много букв, выдранных с корнем без контекста и всё такое, просто для памяти х)
http://euphoria.7bb.ru/viewtopic.php?id=635#p38552
1. Название темы Ты знаешь, у нас будут дети
2. Участники Исмена Бэддок, мудак Воллас Макмиллан
3. Время/место действия В далекой далекой галактике, где количество вилок за обеденным столом соизмеримо разве, что с количеством садовых гномов в саду некой французской дамы на "А", где вопросы о моральных нормах и генетических отклонениях будут рассмотрены лишь на десятом съезде партии, в доме, который построил не Джек, а дешевая рабочая сила по проекту призрака модного архитектора 17го века. Шестнадцатый день рождения Волласа, который собрал все сливочные отходы общества.
Комната. Кровать. Заколоченные окна и двери. Ширма. Канделябр.
4. Сюжет Мы помним с чего начиналось...
В высшем обществе было бы гораздо меньше моральных и обычных уродов, если бы некоторые особенно ущемленные недостаточным чистокровием семьи не заключали браки между своими ещё не рожденными детьми, подписывая договоры кровью и лишая детей законного права на участие в голосовании при выборе столового сервиза и второй половины.
Взаимная ненависть. Обвинения в педерастии. Альянс между Бэддок, Макмилланом и кроватью. Ни одна кровать при этом не пострадает.
Воллас: - Папа, не надо, я брошу свои пустые и нелепые, и бессмысленные, и глупые мечты и пойду в чиновники, как уважаемый сын уважаемого рода!!! - Воллас отчаянно колотил сбитыми в кровь кулаками, сбитыми носами ботинок, коленом и даже иногда плечом. - Выпустите меня, папа, выпустите!
- Нет. - Донеслось сурово с той стороны двери. - Пока не увижу внуков - не выпущу.
Конечно, Эмерсон Макмиллан-старший преувеличивал - девять месяцев он этих двоих в комнате держать не собирался. Пару недель если только. Хотя женщины такие мягкие! Жены сломаются уже завтра. "Ну что вы, это же дети, нельзя так с ними, дайте мы их хотя бы покормим!"
- Но папа! - Макмиллан-младший мужественно всхлипнул носом, сложил руки на груди, пнул дверь в последний раз и обернулся.
На кровати сидело... сидела девочка. С прямой спиной и глазами.
Черт, да ему даже не нравились девочки.
Что он должен с ней делать?!
Взгляд против воли подростка упал на канделябр. "Убить ее что ли", - подумал мальчик с бесконечным именем. - "А потом сказать, что она сама. Гениальный план". Ладонь с длинными пианистическими (или, как хотелось верить Волласу, хирургическими) пальцами сама потянулась к лицу.
Исмена: Не то, чтобы она сомневалась в том, что этот день когда-нибудь наступит, но ей так не хотелось жить во вселенной, где ТАКОЕ может случиться.
Мама ещё утром нарядила её в лучшую белую блузку, которая в принципе была точно такой же как и остальной миллион её белых блузок с этими бессмысленными бантами и бесконечным рюшем, и тогда Исмена поняла - вот оно, время когда стоило использовать зубы истринского медведя, пыльцу спрутца обыкновенного и мышьяк.
За обедом она мило улыбалась всем. В особенности виновнику торжества и её бесконечных истерик - Воллису, - но удобного случая предложить ему ароматную жидкость ядовито-трупного цвета так и не представилось. Хотя в чем уж никак нельзя было обвинить девушку, так это в отсутствии самообладания.
- Бесполезно, - с очаровательной улыбкой и прямой спиной Исмена первая подошла к канделябру. Уж что-что, а дурой её назвать было нельзя. Хотя она кинула канделябр в окно. Которое, к слову, не разбилось.
- Видишь, все отступы перекрыты. Может быть ты хочешь чего-нибудь выпить? - а вот и удобный случай.
Воллас: - Не хочу я ничего пить! - в голову Йозефа закралось подозрение. - Ты заодно с моим отцом, да? Сколько он тебе заплатил?
В сердце прокралась обида. Что он сделал? Чем он заслужил это?
- И что здесь делает эта дурацкая ширма? - он устало плюхнулся на пол. На полу не было даже линолиума, не то что ковра. Пол был деревянным и поскрипывал. Воллас не любил этот пол. Воллас не любил эту комнату. И его раздражала эта ситуация. Это унизительно, обидно, еще раз унизительно и настолько несправедливо, что впору расплакаться. Но он же не какая-то там девчонка, чтобы плакать. Поэтому Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан поднял с пола канделябр, встал и принялся вновь колотить по двери, теперь уже канделябром. Дверь натужно отвечала сухими стонами, ходила ходуном, но больше ничего не происходило.
В воздухе повисло напряженное молчаливое отчаяние.
Исмена: - Нужен мне твой отец... - Исмена скептически улыбнулась, а затем внезапно рассмеялась.
Сколько она помнила Волласа, он всегда себя вел как истеричная женщина. Как её мать, то есть. Каждое лето, что их заставляли проводить вместе ей хотелось вести себя так, как не подобает ни одной юной особе. То есть взять и познакомить лицо её суженого со столом. Или стеной. Но она всегда умела контролировать свои эмоции.
- Ты знаешь, что ты сейчас ведешь себя как...ммм...благородная девица? - ненавязчиво подойти, положить изящную ручку на плечо и усугубить истерику. Лишь бы не встретится головой с канделябром, - Твоё общество так же не дает мне никаких положительных эмоций.
Это было наглое вранье. Сколько маниакальной радости приносило ей эта тупая безысходность.
Воллас: - Конечно нужен, он всем нужен, - пробормотал под нос Воллас, вспоминая всех этих людей, которые постоянно приходят к его отцу. Постоянно разыгрывается одна и та же сцена - человек что-то просит, Макмиллан отвечает свое, уже ставшее хрестоматийным, "НЕТ!", потом человек говорит что-то вроде "ну пожаааалуйста", потом они идут пить и есть, и что-то подписывать, а потом человек долго-долго благодарит его отца, но вид у него при этом такой, будто он только что продал свою душу, душу своего первенца, душу первенца своего конюха и душу первенца коня конюха.
- Ты знаешь, что ты сейчас ведешь себя как...ммм...благородная девица? - когда женская рука коснулась плеча Макмиллана, он подумал, что закричит и ударит эту... эту... но воспитание не позволило, увы, и его потаенные желания остались неудовлетворены.- Твоё общество так же не дает мне никаких положительных эмоций.
- Тогда тебе самое время покинуть мой личный фут моего личного пространства, - он зло глянул из-за очков и вскинул подбородок. Эта ... гречанка была почему-то выше его ростом и это тоже безмерно раздражало.
Исмена: Как-то чересчур громко рассмеявшись, Исмена чмокнула Волласа в щеку и быстро ретировалась с места преступления.
- Ты же прекрасно знаешь намерения наших родителей, да? - девушка уселась на кровать, как и всегда держа спину идеально ровной. - Слушай, наедине с тобой я провела большую часть жизни, чем наедине сама с собой, и не могла не подметить такой любопытный факт, что, во-первых, ты всегда чурался меня, во-вторых, всех женщин в принципе, включая ту...ммм...служанку с нарочито длинными разрезами мантии.
Откуда-то из потайных карманов мантии была извлечена маленькая черная книжица.
- Могу привести более конкретные примеры. "5 июля. Расширенные зрачки у В. Смотрит на ирландского садовника", - Исмена поднялась с кровати и начала расхаживать по комнате, - "Хотя других изменений в его поведении замечено не было. Недостаточно чистокровен, недостаточно знатен..." Это можно опустить. "7 ноября. Завтрак в Большом Зале. Любопытный факт: пожимание рук В. и Л. длилось больше положенных семи с половиной секунд". Знаешь, тут есть и более любопытные вещи, которые навсегда лишат тебя наследства, а меня оставят с оным.
Исмена мило улыбнулась, захлопнув книжицу.
Воллас: Воллас схватился за оскорбленную щеку. Да что она себе позволяет? Из хорошей семьи, воспитанная, конечно.
В душе бушевали самые смешанные чувства - и среди них он даже где-то почувствовал себя польщенным. Исмена ни с кем не вела себя так непринужденно. Тем более, никого не целовала в щеку. Воллас даже сомневался, что она целует свою мать в щеку - настолько строгое воспитания было у нее в семье.
- Ты же прекрасно знаешь намерения наших родителей, да?
- Конечно, знаю. Тебя клали рядом с девятимесячным мной еще когда тебе не исполнилось и двух недель. Ты же видела колдографический семейный альбом. Моя мать всегда достает его, когда ты приходишь. - Воллас помолчал секунду. - Я пытался его сжечь, правда.
Он сел на другой конец кровати, как можно дальше, и положил руки на колени, словно боясь уронить себя. У Макмиллана никогда не было привычки держать спину, сутулился он с детства, склоняясь над книгами, над жуками в саду, над тарелкой с супом.
Он бросил быстрый взгляд на то, что ему родители подсовывали с рождения в качестве невесты.
- На что ты намекаешь? Господи, да мне шестнадцать только исполнилось, я что, должен, - тут он замялся. Можно ли выражаться в присутствии дамы? Да какая она к черту дама...- должен оттрахать всех горничных, гувернанток и кухарок, каких только найду в доме? У нашего садовника прекрасные волосы, ты же знаешь, как я всегда хотел быть рыжим. Этот некий... Л., я даже не помню как его зовут, ну простите, у меня нет в голове часов, я даже к ужину и на уроки опаздываю ежедневно. Твои обвинения в непонятно чем безосновательны.
Конечно же, ему было понято, в чем она его обвиняет. Это был не первый раз, когда она заводила эту тему. Как же он ее за это ненавидел.
Как же тяжело держать себя в руках. С другой стороны, Исмена даже видела его голым, какая ей разница, в каком он настроении и состоянии?
исмена: На слове "оттрахать" Исмена, как было положено этикетом, покраснела, но в общем и целом ей было абсолютно всё равно.
- Брось. Ты прекрасно понимаешь, что мои обвинения, кстати, это вовсе не обвинения, а констатация фактов, вовсе не безосновательны. И если уж на то пошло, моё слово перед нашими родителями, много сильнее, нежели твоё. - Исмена подошла к окну.
Благородные семейства Бэддок и Макмиллан сидели в беседке напротив и пили чай. Девушка устало коснулась пальцами лба. Как же ей всё это надоело. Не то, чтобы Воллас ей не нравился. Это была выгодная партия. Но воспитанная не родителями, а гувернантками и книгами она давно поняла, что выгодные партии магического сообщества изжили себя как таковые. К сожалению, в некоторых вопросах она была более сведуща, нежели её родители. По крайней мере, так считала Исмена.
- В общем, Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан, тебе... - некоторая неловкость, смущенно порозовевшие щеки, всё как положено, - ...больше нравятся мужчины, да? Хотя я не уверена в том, что тебе в принципе нравятся какие бы то ни было живые существа. - Исмена задумчиво нахмурилась, - Не важно. У меня к тебе деловое предложение.
Загадочное молчание, суровый, полный решимости на что-то грандиозное взгляд, прямая спина.
Воллас: Воллас вспыхнул. Да что она себе позволяет?! Ну и что с того, что она знает его как облупленного. Что с того, что на любое мероприятие они ходят вместе, и она всегда, всегда следит за ним (как маменька, то есть, конечно же, маменьки наказали), как бы он не пытался убежать и спрятаться в каком-нибудь чулане. Да он был согласен жить в чулане под какой-нибудь лестницей у каких-нибудь наглых грязнокровок...да что там, у каких-нибудь грязных тупых маглов, лишь бы его, его будущее, женитьбу и его сексуальность оставили в покое.
Хорошо хоть в школе это прекращается: Исмена упорно училась на своем полном аристократичных выродков Слизерине, письма из дома можно было читать по диагонали, письма из дома Бэддоков можно было сжигать не читая.
Хорошо, что в школе было пространство для маневра. Иначе бы он, наверное, сошел с ума и заработал себе манию преследования к уже имеющимся комплексам комплексов.
- Не смей меня шантажировать, Исмена! - Он отчаянно схватился за растрепанные волосы. - Тем более не этим! Никто, слышишь, никто мне не нравится! И даже не заикайся об этом!
Хотя садовник был несомненно красив. А какие волосы! А какие глаза. В этих глазах хотелось, как пошло бы это не звучало, утонуть: такой чистый лазурный цвет не имеет права существовать в природе нигде больше, кроме как на небе и в глубоких тихих озерах. В которых, как всем известно, черти водятся...
"Так, хватит о садовнике, прийди в себя, Воллас, у тебя наверное сейчас было самое идиотское лицо за всю твою шестнадцатиленюю историю идиотских лиц," - он дал себе ментальную пощечину. -"Деловое предложение".
- Какое такое деловое предложение? - Воллас сглотнул и забился подальше в угол кровати, обнимая себя руками. Взгляд его невесты пугал, вечно прямая спина еще никогда не была такой прямой, ему даже показалось вокруг ее головы какое-то сияние.
Ничего хорошего это определенно не предвещало.
Исмена: На взгляд Исмены, они с Волласом проводили слишком много времени. Она наизусть знала все выражения лица своего нареченного. И тонны прочитанных книг по этикету (этикет, к слову, весьма полезная вещь для того, чтобы скрыть свои настоящие эмоции) позволяли девушке ощущать свое преимущество, прекрасно зная, что происходит в тот или иной момент с юным Макмилланом.
- Что и требовалось доказать. Воллас, ты очевиден. Чересчур. - Исмена мило улыбнулась и присела на край кровати. - Я хочу получить свое наследство. Судя по твоему поведению, ты этого не очень хочешь. - юмор у девушки был своеобразный, сухой и явно не греческий, - Но сочетаться с тобой браком - уволь. Мне хватило предыдущих пятнадцати лет совместной жизни. Нам нужно обмануть родителей. Когда нас отсюда выпустят, а я думаю, это произойдет часа через три-четыре. Ваши домовики приготовили чудесный десерт. Твоя мама точно захочет, чтоб ты его попробовал. Так вот, первая часть плана такова: ты возьмешь меня за руку, когда они откроют дверь. Не смотря на всё то время, что они провели вместе, они никогда не держались за руки. И вообще вели себя крайне отстраненно. Даже в самом раннем детстве, когда дети не осознают всех подлостей и коварств взрослых.
- Это будет для них знаком. Надежней бы было, чтоб ты меня обнял, но я не уверенна, что ты сможешь это сделать достаточно естественно, чтобы не вызвать подозрений у родителей. После, мы скажем, что были глупыми детьми, которые противились такому мудрому решению своих семей. Лесть усыпит их бдительность. Далее будут долгих и мучительных три дня, пока мы не уедем в Хогвартс. Я надеюсь, ты справишься.
Исмена поднялась с кровати и как-то чересчур быстро начала расхаживать по комнате.
- Наши совместные колдографии примерно раз в месяц будут поддерживать созданную иллюзию. Когда тебе исполнится двадцать, тебе придется сделать мне предложение. Но этим, я думаю, мы и ограничимся. Ты же знаешь, что обрученная пара может тянуть со свадьбой сколько угодно. Думаю, что наследство будет нашим. После их смерти расторгнем помолвку. Ну что, ты справишься?
Исмена резко остановилась и очень строго посмотрела на Воллиса, а затем на канделябр. Если что, всегда оставался вариант с несчастным случаем.
Воллас: Юный Макмиллан закусил губу. Деловое предложение было похоже на сделку с дьяволом. Очень соблазнительную сделку с очень соблазнительным дьяволом.
Он успокоился и начал обдумывать. Ничего страшного в "подержать за руку" не было - нужно было только представить, что ему снова шесть и он идет со своей мамой на ярмарку. И лицо такое виновато-радостное нацепить.
С обниманием было бы тяжелее - он вообще никого за всю жизнь не обнимал, тем более юных дам.
- Я могу подержать тебя за руку. От меня не убудет, - Воллас сел как можно прямее, но выработанный за долгие годы тренировок сколиоз не позволил сделать это на том уровне, на котором подобает это делать воспитанному в знатном доме джентльмену. Поэтому он сел на край кровати, скрючился обратно, положив локти на колени и уронив лицо в подставленные ладони. - Я... я могу попытаться поцеловать тебя в... тебе руку. Я думаю этот жест не настолько интимен, чтобы у меня случился нервный срыв, а мою неловкость можно будет списать... ну, не знаю. На ... ээээ... - Воллас зажмурился, подбирая уместные выражения. - Чувства, так внезапно ... ээм... нахлынувшие на нас? Нет, не так, все можно будет списать на то, что это я. Мои родители и так во мне разочарованы, я уже и не надеюсь от них ничего получить. Они и не заметят моей гримассы отвращения, - он ее наглядно продемонстрировал, - даже если она возникнет.
Сумрачный гений его невесты не мог не вызывать восхищения. Но что-то в этом плане ему все-таки не нравилось.
Что-то.
Что-то.
- Исмена, ты же понимаешь, что допустила в своем гениальнейшем без преувеличения плане одну фатальнейшую ошибку?
Он бы позлорадствовал, но был слишком подавлен.
Взгляд, направленный на канделябр был красноречив и не побуждал ни к каким провокациям.
Исмена: - Исмена, ты же понимаешь, что допустила в своем гениальнейшем без преувеличения плане одну фатальнейшую ошибку?
Рука девушки судорожно дернулась, в попытке схватить канделябр, но Исмена умела контролировать ситуацию и тем более уж владеть своим телом. Хотя такое оскорбление - ошибка! У неё не может быть ошибок. Всегда всё идеально правильно, аккуратно и изящно. На секунду она прикрыла глаза, чтобы справиться с эмоциями, затем улыбнулась и отошла подальше от канделябра.
"Ошибка... ошибка.. где может быть ошибка? Я не понимаю... Обручение точно усыпит их бдительность... а затем можно говорить, что любимая работа отнимает слишком много времени... Чточточто не так?!" - если бы не курс молодого бойца, то Исмена бы сейчас напоминала постоянного посетителя психиатрического отдела Мунго. Ошибка - это слово, которое могло вызывать у девушки припадок эпилепсии. А уж "фатальная ошибка"... Может быть Макмиллан тоже хочет её убить? Нужно срочно предложить ему выпить чая.
- Просвети меня, Воллас, - Исмена постаралась мило улыбнуться, но получилось лишь скупо поджать губы.
Воллас: "Господибожэмойонажэсейчасубьетменявзглядом," - панически пронеслось в голове неосмотрительного и чересчур прямолинейного мальчика. Надо было быть немного более деликатным. Дипломатичным. Аристократичным. Тактичным, в конце-то концов.
То есть всем тем, чем Воллас никогда не был и быть не собирался.
- Я... эээ... не имел ввиду, что твои, безупречные, прошу заметить, логические рассуждения неверны, - осторожно начал он, медленно двигаясь ближе к окну. Конечно, канделябр его не разбил, но в случае чего он бы рискнул применить любое заклинание, чтобы выбраться отсюда. Черт с ней со школой и карьерой, и наследством - жизнь дороже! Тем более, он был почти уверен, что его оправдают. - Учитывая всю ту информацию, что имелась у тебя... в наличии, нет, я не хочу сказать, что ты недостаточно много собрала информации, - он панически выставил вперед руки с раскрытыми ладонями и сделал самое жалобное и несчастное лицо на которое был только способен. Не то чтобы это было так тяжело, в такой-то ситуации. Ему даже не пришлось имитировать испуг - зрачки расширились сами собой, да и пот стал заливать брови еще несколько мучительно долгих секунд назад. Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан сглотнул и нервным жестом расстегнул пуговицу на воротнике открахмаленной рубашки. То есть как, расстегнул - дернул и оторвал.
- Я хочу сказать... то есть... я надеюсь ты понимаешь, что та часть, про "после смерти родителей", может произойти только... ну... в идеальном мире? - Рубашка на спине стала какой-то липкой и холодной. - У меня есть серьезные основания полагать, что, ну, не знаю как насчет твоих родителей, но мой отец не сдохнет, пока не подержит на руках хотя бы одного внука. А если вдруг случится несчастье... ну, например, несчастный случай какой-нибудь - его собьют с метлы, а потом случайно проедутся сверху поездом, а потом, еще более случайно, ну, например, уронят сверху рояль, так что никакие колдомедики и некроманты мира не смогут его вернуть к жизни... - Йозеф поправил очки на носу. - В общем, у меня есть серьезные основания полагать, что он не отстанет от меня даже после своей смерти, шатаясь бесплотным призраком с незавершенным делом. Я уверен, что у него в завещании написано, чтобы его останки ни в коем случае не хоронили и не отпевали до тех пор, пока он не увидит чистокровных наследников.
"И чтобы мне не выдавали наследство ровно до того же момента," - удрученно подумал единственный сын своих родителей и постарался успокоится. Пока выходило плохо, но он уже почти смирился с мыслью о собственной смерти. "Как жаль что меня никто не запомнит молодым и красивым," - почти безразлично подумал он.
Исмена: Исмена следила за движениями Волласа из-под нахмуренных бровей. Никогда ещё доселе она не теряла самообладание настолько, что даже позволила себе крепко сжать кулаки, намереваясь то ли размозжить Волласу череп, то ли проткнуть ногтями себе ладони. Скорее всего, конечно, первое. Что сказать? В среде аристократов часто попадаются психо-, социо- и прочие паты. Однако уверения в том, её логические заключения гениальны, а информация полноценна, остудили её явно проявившиеся греческий характер.
- Оу... - Исмена на секунду задумалась, затем резко, прямо перед носом несчастного Йозефа, ударила кулаком по своей ладони, - Я скажу, что я не могу иметь детей! Хотя нет, тогда они подумают, что мы...эм... - внезапно, Исмена на самом деле покраснела и наконец-то стала похожа на настоящую девочку её возраста, - Ну... Нуууу... Воллас, в общем, ты понял, что... до свадьбы. И тогда позор на оба наших дома.
Исмена снова нахмурилась, но на этот раз задумавшись о том, как же быть с внуками. Можно было бы уехать в другую страну и делать вид, что там они поженились и сделать колдографию с чужим ребенком. Или можно было бы опять таки прибегнуть к несчастному случаю. К четырем несчастным случаям. Но это были кардинальные меры. Тем более, адвокаты родителей бы не менее ревностно следили за их дальнейшей совместной жизнью.
- Аааар... Воллас! Плевать, что будет потом! Может потом в двадцать пять лет на тебя самого рояль свалится и тебе уже будет всё равно! Или мы придумаем что-нибудь ещё! Сейчас, вот сейчас, ты согласен действовать так? - Исмена протянула руку для скрепления устного договора, который считался законным. Правда при наличии свидетелей. Ну если что, они используют канделябр.
Воллас: От хлопнувшего прямо перед его носом кулачка Йозеф зажмурился, вздрогнул и даже слегка подпрыгнул, стараясь не обращать внимания на покрасневшую дочь благородного дома Бэддоков. Это было бы еще большим оскорблением, чем какое-то там уличение в неверности ее рассуждений.
- Ааааа... ааа у меня есть выбор? - честное слово, этот вопрос он задал только от стресса. В обычной ситуации Воллас бы ничего настолько глупого бы не спросил. - Мне надо время подумать! Я... я не готов! Это тебе не за руки держаться! Я не хочу рояль и, вообще, как мы будем это делать, придется писать еженедельные отчеты домой, о том, как мы здорово проводим вместе время, колдографии опять же, да я же сопьюсь! Да, я еще ни разу в рот не брал, в смысле, чорт, алкоголя еще ни разу не пил, но я уже уверен, что от такой жизни обязательно сопьюсь! - Йозеф моментально вспомнил своего дядю, Джонатана Макмиллана, у которого не было детей, но была одна жена, и он ее вроде как любил - потому что она постоянно на него кричала, отчитывала, и, похоже, даже иногда била, но он, почему-то от нее не уходил, только приходил к ним несколько раз в месяц, опустошал запасы отцовского огневиски, и аппарировал в неизвестном направлении. Это было странно, страшно, и Воллас никогда бы не захотел себе такого будущего. Он еще три года назад поклялся себе, что никогда, никогда не будет пить. И обещание это собирался сдержать.
- Ты... ты представляешь, что со мной будет в школе, если девчонки вдруг узнают, что мы держимся за руки и... или обнимаемся? - он снова схватился за голову и часто-часто задышал. - Это же... я видел! Когда Питер стал встречаться с его этой... как ее... с косичками, которая с Ровенкло, да за ним весь четвертый курс бегать начал! Сплетничали, следили, анонимные признания присыслали, анонимные проклятия, на него анонимки строчили... Черт знает, что у вас в головах творится, но я не хочу в этом участвовать! Лучше убей меня прямо на месте канделябром!
Макмиллан отважно зажмурился и тихо-тихо взвыл. Выбора у него, на самом деле, никакого не было. Даже иллюзорного. Даже поганой вилки Мортона у него не было.
Исмена: Исмена хлопнула себя по лбу, затем тряхнула головой, поправила недопустимо согнувшуюся спину и спокойно глянула на Волласа.
- Йозеф, ты идиот. Какое тебе дело до того, кто что там будет на тебя строчить? Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько у вас денег? Я имею ввиду со всем имуществом, владениями и этими дурацкими говорящими яйцами Фаберже? Неужели, зная, что ты станешь единственным обладателем всего этого, тебе будет дело до каких-то сопливых девчонок? - Исмена говорила на удивление спокойно, канделябр в руке действовал умиротворяюще, - Какое тебе вообще дело до девчонок? - девушка отвернулась от окна, а заодно и от этого идиотически обиженного лица, - И ты только подумай о том, как во время наших иллюзорных ссор, какой-нибудь рыжий-рыжий хаффлпафовец с синими-синими глазами подойдет, приобнимет тебя и скажет "Да, я понимаю как тебе сейчас тяжело" и будет так сидеть с тобой весь вечер... - она резко обернулась, - Правда при этом он будет рассказывать тебе всю свою подноготную...
Исмена внезапно замолчала, задумавшись о том, что это ведь действительно отличный способ узнавать нужную информацию о людях и как же она не додумалась до этого раньше. Ах да, конечно, у неё же никогда не было парня. Даже ненастоящего. В глазах девушки появился маниакальный блеск и у Волласа уже не оставалось выбора.
Воллас: Мне не нужны эти... деньги, - гордо соврал Воллас, вскинув подбородок к потолку. - И яйца эти безвкусные. Я буду врачом. Врачу не нужны деньги.
Он повторял себе это каждый день, перед сном. И даже почти убедил себя в этом. Он был талантливым мальчиком.
- Какое тебе вообще дело до девчонок?
- Никакого. И я хочу, чтобы и у них ко мне никаких дел не было. - Разве не понятно? - Я их боюсь почти так же, как тебя, они странные, они постоянно на что-то обижаются и чего-то хотят, говорят на иностранном языке и почему-то думают, что если они похлопают ресницами, сделают губки бантиком, и выпятят свой... кхм... бюст, то я буду просто обязан дать им списать домашнее задание. Если они узнают, что мы встречаемся, они достанут меня, потом тебя, а потом я сойду с ума и повешусь в туалете.
Но, на самом деле он был уже давно согласен. Этот вариант казался единственно верным, в сложившейся ситуации.
- И не трогай рыжих хаффлпафцев! - Воллас душераздирающе вздохнул. - Рыжего хаффлпафца. Если он узнает, что мы встречаемся... Исмена, ты понимаешь, что мы этим договором сломаем мне жизнь? Ты понимаешь, что у меня могло быть будущее? А теперь его не будет?
Маниакальный блеск в глазах его невесты означал только две вещи: она что-то задумала, еще более коварное, и что она не примет "нет" ни под каким предлогом.
Воллас сдался.
- ...хорошо. Я согласен. - Очень тихо прошептал он и немного покраснел кончиками ушей. Это было для него слишком.
исмена: Исмена торжествующе глянула на Волласа.
- Я не согласна. Ты сказал, что тебе не нужны деньги. Вот и славно, я просто говорю родителям, что ты разбил мне сердце и сказал, что никогда не женишься на мне, станешь врачом и будешь спать с мужиками. Я думаю, что мне перепадет так же частичка твоего наследства.
Она не была злой девочкой, никогда. Она просто была слишком прагматична.
Воллас: Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан, даже учитывая все его недостатки, как то: редкостную честность, некоторую несдержанность, эмоциональность и вспыльчивость, был очень добрым, в меру робким и, все-таки, воспитанным мальчиком. Он никогда не то что не бил, даже не трогал женщин, девушек и девочек, только если по недоразумению.
Но сейчас ему хотелось ударить свою ненавистную невесту так, как не хотелось еще ничего в его маленькой и в меру безрадостной жизни.
- Что ты сказала? - так же тихо проговорил он, глядя прямо в глаза. Страх куда-то ушел, вытесненный раздражением, которое, на фоне стресса и возбужденных зачатков паранойи, достигло таких белеющих каленых высот, что было неотличимо от ненависти. Он хотел ее ударить. Боже, как же он хотел ее ударить. - Что ты сказала?
Воллас снял очки и аккуратным неспешным движением положил их на кровать. Встал. Подошел вплотную. Схватил за рюши на белой, отвратительной, режущей глаза, белой блузе. Схватил запястье руки, которая держала канделябр. - Мне показалось, что я тебя не расслышал, дорогая моя. Невеста. Не соблаговолишь ли ты повторить. То, что ты сейчас сказала.
Все-таки у девочек был один неоспоримый плюс - они были хрупкими, маленькими и слабыми.
Исмена: Вдохнуть-выдохнуть, удивленно и испуганно уставиться на оппонента - всё соблюдено, всё как нужно. За исключением одного - Исмена была на самом деле напугана. Воллас очень редко, точнее на её памяти никогда себя так не вел. было схожее этому состояние, но чтобы так. Нет, она, конечно, полностью осознавала свою причастность к тому, что довела несчастного мальчика, но она ведь не думала, что будет так. И в принципе последняя фраза была сказана ей из любопытства, чтобы проверить, как оно будет: разозлится ли, начнет ли ещё больше истерить, может быть попытается выйти в окно... Но она не думала, что он сделает так!
- В... Воллас... - Исмена попыталась пошевелить рукой с канделябром. Канделябр грустно упал на пол и закатился под ширму.
И всё-таки что-то в этом было. Вот в таком поведении Волласа. Такое необычное, удивительное, почти волшебное. И, простят её все гувернантки, возбуждающее.
Снова вдохнуть-выдохнуть и, не отдавая себе отчета, поцеловать. Интересно же! И поцеловать не так как на всех этих романтических картинах, а с широко открытыми глазами, чтобы видеть реакцию, чтобы потом, при условии, что она останется жива, записать в свой маленький черный блокнотик.
- Волли, Исмена, я принесла вам... - дверь открылась, клубничное безобразие с грохотом оказалось на полу, - ...десерт...
Воллас: Воллас забыл, как дышать. "От возмущения," - хотелось потом верить ему.
Он забыл закрыть глаза. Он забыл как думать. Он забыл как возмущаться, как ненавидеть, как расстраиваться.
Это было настолько неожиданно и так неправильно, и так... так...
Он хотел что-то сказать, скорее всего издать вопль протеста, но боялся пошевелиться. Он немного приоткрыл губы, потому что во рту пересохло и он хотел их по привычке облизать, но от мысли, что он сейчас, прямо в этот момент, сделает... это, у него снова расширились зрачки и он поспешно рот закрыл.
Уши горели, а где-то в желудке что-то перевернулось, когда он наконец осознал, что происходит.
Это было неправильно, волнительно и еще несколько раз неправильно, и пожалуй, немного неловко и стыдно.
Хотелось что-то сделать. Но Воллас никогда не встречался с девушками. Он не знал, что. Не имел ни малейшего понятия. Поэтому он рефлекторно потянул рюшу еще немного...
... и вошла его мама. С грохотом, с этим дурацким детским именем, с этим отвратительным клубничным десертом, вошла и все испортила.
Воллас вспыхнул еще сильнее, хотя казалось - куда уж, отскочил от Исмены, почти вписавшись в кровать.
- Мама! Вы... - он переводил взгляд от десерта к Исмене, а от Имены к его маме. - Это не то, что вы думаете! Это ... это недоразумение!
"Вы все не так поняли!" - жалобно пронеслось у него в голове.
Конец флэшбэка.
Не закрываю, ибо а на хрена? Под катом, ибо много букв, выдранных с корнем без контекста и всё такое, просто для памяти х)
http://euphoria.7bb.ru/viewtopic.php?id=635#p38552
1. Название темы Ты знаешь, у нас будут дети
2. Участники Исмена Бэддок, мудак Воллас Макмиллан
3. Время/место действия В далекой далекой галактике, где количество вилок за обеденным столом соизмеримо разве, что с количеством садовых гномов в саду некой французской дамы на "А", где вопросы о моральных нормах и генетических отклонениях будут рассмотрены лишь на десятом съезде партии, в доме, который построил не Джек, а дешевая рабочая сила по проекту призрака модного архитектора 17го века. Шестнадцатый день рождения Волласа, который собрал все сливочные отходы общества.
Комната. Кровать. Заколоченные окна и двери. Ширма. Канделябр.
4. Сюжет Мы помним с чего начиналось...
В высшем обществе было бы гораздо меньше моральных и обычных уродов, если бы некоторые особенно ущемленные недостаточным чистокровием семьи не заключали браки между своими ещё не рожденными детьми, подписывая договоры кровью и лишая детей законного права на участие в голосовании при выборе столового сервиза и второй половины.
Взаимная ненависть. Обвинения в педерастии. Альянс между Бэддок, Макмилланом и кроватью. Ни одна кровать при этом не пострадает.
Воллас: - Папа, не надо, я брошу свои пустые и нелепые, и бессмысленные, и глупые мечты и пойду в чиновники, как уважаемый сын уважаемого рода!!! - Воллас отчаянно колотил сбитыми в кровь кулаками, сбитыми носами ботинок, коленом и даже иногда плечом. - Выпустите меня, папа, выпустите!
- Нет. - Донеслось сурово с той стороны двери. - Пока не увижу внуков - не выпущу.
Конечно, Эмерсон Макмиллан-старший преувеличивал - девять месяцев он этих двоих в комнате держать не собирался. Пару недель если только. Хотя женщины такие мягкие! Жены сломаются уже завтра. "Ну что вы, это же дети, нельзя так с ними, дайте мы их хотя бы покормим!"
- Но папа! - Макмиллан-младший мужественно всхлипнул носом, сложил руки на груди, пнул дверь в последний раз и обернулся.
На кровати сидело... сидела девочка. С прямой спиной и глазами.
Черт, да ему даже не нравились девочки.
Что он должен с ней делать?!
Взгляд против воли подростка упал на канделябр. "Убить ее что ли", - подумал мальчик с бесконечным именем. - "А потом сказать, что она сама. Гениальный план". Ладонь с длинными пианистическими (или, как хотелось верить Волласу, хирургическими) пальцами сама потянулась к лицу.
Исмена: Не то, чтобы она сомневалась в том, что этот день когда-нибудь наступит, но ей так не хотелось жить во вселенной, где ТАКОЕ может случиться.
Мама ещё утром нарядила её в лучшую белую блузку, которая в принципе была точно такой же как и остальной миллион её белых блузок с этими бессмысленными бантами и бесконечным рюшем, и тогда Исмена поняла - вот оно, время когда стоило использовать зубы истринского медведя, пыльцу спрутца обыкновенного и мышьяк.
За обедом она мило улыбалась всем. В особенности виновнику торжества и её бесконечных истерик - Воллису, - но удобного случая предложить ему ароматную жидкость ядовито-трупного цвета так и не представилось. Хотя в чем уж никак нельзя было обвинить девушку, так это в отсутствии самообладания.
- Бесполезно, - с очаровательной улыбкой и прямой спиной Исмена первая подошла к канделябру. Уж что-что, а дурой её назвать было нельзя. Хотя она кинула канделябр в окно. Которое, к слову, не разбилось.
- Видишь, все отступы перекрыты. Может быть ты хочешь чего-нибудь выпить? - а вот и удобный случай.
Воллас: - Не хочу я ничего пить! - в голову Йозефа закралось подозрение. - Ты заодно с моим отцом, да? Сколько он тебе заплатил?
В сердце прокралась обида. Что он сделал? Чем он заслужил это?
- И что здесь делает эта дурацкая ширма? - он устало плюхнулся на пол. На полу не было даже линолиума, не то что ковра. Пол был деревянным и поскрипывал. Воллас не любил этот пол. Воллас не любил эту комнату. И его раздражала эта ситуация. Это унизительно, обидно, еще раз унизительно и настолько несправедливо, что впору расплакаться. Но он же не какая-то там девчонка, чтобы плакать. Поэтому Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан поднял с пола канделябр, встал и принялся вновь колотить по двери, теперь уже канделябром. Дверь натужно отвечала сухими стонами, ходила ходуном, но больше ничего не происходило.
В воздухе повисло напряженное молчаливое отчаяние.
Исмена: - Нужен мне твой отец... - Исмена скептически улыбнулась, а затем внезапно рассмеялась.
Сколько она помнила Волласа, он всегда себя вел как истеричная женщина. Как её мать, то есть. Каждое лето, что их заставляли проводить вместе ей хотелось вести себя так, как не подобает ни одной юной особе. То есть взять и познакомить лицо её суженого со столом. Или стеной. Но она всегда умела контролировать свои эмоции.
- Ты знаешь, что ты сейчас ведешь себя как...ммм...благородная девица? - ненавязчиво подойти, положить изящную ручку на плечо и усугубить истерику. Лишь бы не встретится головой с канделябром, - Твоё общество так же не дает мне никаких положительных эмоций.
Это было наглое вранье. Сколько маниакальной радости приносило ей эта тупая безысходность.
Воллас: - Конечно нужен, он всем нужен, - пробормотал под нос Воллас, вспоминая всех этих людей, которые постоянно приходят к его отцу. Постоянно разыгрывается одна и та же сцена - человек что-то просит, Макмиллан отвечает свое, уже ставшее хрестоматийным, "НЕТ!", потом человек говорит что-то вроде "ну пожаааалуйста", потом они идут пить и есть, и что-то подписывать, а потом человек долго-долго благодарит его отца, но вид у него при этом такой, будто он только что продал свою душу, душу своего первенца, душу первенца своего конюха и душу первенца коня конюха.
- Ты знаешь, что ты сейчас ведешь себя как...ммм...благородная девица? - когда женская рука коснулась плеча Макмиллана, он подумал, что закричит и ударит эту... эту... но воспитание не позволило, увы, и его потаенные желания остались неудовлетворены.- Твоё общество так же не дает мне никаких положительных эмоций.
- Тогда тебе самое время покинуть мой личный фут моего личного пространства, - он зло глянул из-за очков и вскинул подбородок. Эта ... гречанка была почему-то выше его ростом и это тоже безмерно раздражало.
Исмена: Как-то чересчур громко рассмеявшись, Исмена чмокнула Волласа в щеку и быстро ретировалась с места преступления.
- Ты же прекрасно знаешь намерения наших родителей, да? - девушка уселась на кровать, как и всегда держа спину идеально ровной. - Слушай, наедине с тобой я провела большую часть жизни, чем наедине сама с собой, и не могла не подметить такой любопытный факт, что, во-первых, ты всегда чурался меня, во-вторых, всех женщин в принципе, включая ту...ммм...служанку с нарочито длинными разрезами мантии.
Откуда-то из потайных карманов мантии была извлечена маленькая черная книжица.
- Могу привести более конкретные примеры. "5 июля. Расширенные зрачки у В. Смотрит на ирландского садовника", - Исмена поднялась с кровати и начала расхаживать по комнате, - "Хотя других изменений в его поведении замечено не было. Недостаточно чистокровен, недостаточно знатен..." Это можно опустить. "7 ноября. Завтрак в Большом Зале. Любопытный факт: пожимание рук В. и Л. длилось больше положенных семи с половиной секунд". Знаешь, тут есть и более любопытные вещи, которые навсегда лишат тебя наследства, а меня оставят с оным.
Исмена мило улыбнулась, захлопнув книжицу.
Воллас: Воллас схватился за оскорбленную щеку. Да что она себе позволяет? Из хорошей семьи, воспитанная, конечно.
В душе бушевали самые смешанные чувства - и среди них он даже где-то почувствовал себя польщенным. Исмена ни с кем не вела себя так непринужденно. Тем более, никого не целовала в щеку. Воллас даже сомневался, что она целует свою мать в щеку - настолько строгое воспитания было у нее в семье.
- Ты же прекрасно знаешь намерения наших родителей, да?
- Конечно, знаю. Тебя клали рядом с девятимесячным мной еще когда тебе не исполнилось и двух недель. Ты же видела колдографический семейный альбом. Моя мать всегда достает его, когда ты приходишь. - Воллас помолчал секунду. - Я пытался его сжечь, правда.
Он сел на другой конец кровати, как можно дальше, и положил руки на колени, словно боясь уронить себя. У Макмиллана никогда не было привычки держать спину, сутулился он с детства, склоняясь над книгами, над жуками в саду, над тарелкой с супом.
Он бросил быстрый взгляд на то, что ему родители подсовывали с рождения в качестве невесты.
- На что ты намекаешь? Господи, да мне шестнадцать только исполнилось, я что, должен, - тут он замялся. Можно ли выражаться в присутствии дамы? Да какая она к черту дама...- должен оттрахать всех горничных, гувернанток и кухарок, каких только найду в доме? У нашего садовника прекрасные волосы, ты же знаешь, как я всегда хотел быть рыжим. Этот некий... Л., я даже не помню как его зовут, ну простите, у меня нет в голове часов, я даже к ужину и на уроки опаздываю ежедневно. Твои обвинения в непонятно чем безосновательны.
Конечно же, ему было понято, в чем она его обвиняет. Это был не первый раз, когда она заводила эту тему. Как же он ее за это ненавидел.
Как же тяжело держать себя в руках. С другой стороны, Исмена даже видела его голым, какая ей разница, в каком он настроении и состоянии?
исмена: На слове "оттрахать" Исмена, как было положено этикетом, покраснела, но в общем и целом ей было абсолютно всё равно.
- Брось. Ты прекрасно понимаешь, что мои обвинения, кстати, это вовсе не обвинения, а констатация фактов, вовсе не безосновательны. И если уж на то пошло, моё слово перед нашими родителями, много сильнее, нежели твоё. - Исмена подошла к окну.
Благородные семейства Бэддок и Макмиллан сидели в беседке напротив и пили чай. Девушка устало коснулась пальцами лба. Как же ей всё это надоело. Не то, чтобы Воллас ей не нравился. Это была выгодная партия. Но воспитанная не родителями, а гувернантками и книгами она давно поняла, что выгодные партии магического сообщества изжили себя как таковые. К сожалению, в некоторых вопросах она была более сведуща, нежели её родители. По крайней мере, так считала Исмена.
- В общем, Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан, тебе... - некоторая неловкость, смущенно порозовевшие щеки, всё как положено, - ...больше нравятся мужчины, да? Хотя я не уверена в том, что тебе в принципе нравятся какие бы то ни было живые существа. - Исмена задумчиво нахмурилась, - Не важно. У меня к тебе деловое предложение.
Загадочное молчание, суровый, полный решимости на что-то грандиозное взгляд, прямая спина.
Воллас: Воллас вспыхнул. Да что она себе позволяет?! Ну и что с того, что она знает его как облупленного. Что с того, что на любое мероприятие они ходят вместе, и она всегда, всегда следит за ним (как маменька, то есть, конечно же, маменьки наказали), как бы он не пытался убежать и спрятаться в каком-нибудь чулане. Да он был согласен жить в чулане под какой-нибудь лестницей у каких-нибудь наглых грязнокровок...да что там, у каких-нибудь грязных тупых маглов, лишь бы его, его будущее, женитьбу и его сексуальность оставили в покое.
Хорошо хоть в школе это прекращается: Исмена упорно училась на своем полном аристократичных выродков Слизерине, письма из дома можно было читать по диагонали, письма из дома Бэддоков можно было сжигать не читая.
Хорошо, что в школе было пространство для маневра. Иначе бы он, наверное, сошел с ума и заработал себе манию преследования к уже имеющимся комплексам комплексов.
- Не смей меня шантажировать, Исмена! - Он отчаянно схватился за растрепанные волосы. - Тем более не этим! Никто, слышишь, никто мне не нравится! И даже не заикайся об этом!
Хотя садовник был несомненно красив. А какие волосы! А какие глаза. В этих глазах хотелось, как пошло бы это не звучало, утонуть: такой чистый лазурный цвет не имеет права существовать в природе нигде больше, кроме как на небе и в глубоких тихих озерах. В которых, как всем известно, черти водятся...
"Так, хватит о садовнике, прийди в себя, Воллас, у тебя наверное сейчас было самое идиотское лицо за всю твою шестнадцатиленюю историю идиотских лиц," - он дал себе ментальную пощечину. -"Деловое предложение".
- Какое такое деловое предложение? - Воллас сглотнул и забился подальше в угол кровати, обнимая себя руками. Взгляд его невесты пугал, вечно прямая спина еще никогда не была такой прямой, ему даже показалось вокруг ее головы какое-то сияние.
Ничего хорошего это определенно не предвещало.
Исмена: На взгляд Исмены, они с Волласом проводили слишком много времени. Она наизусть знала все выражения лица своего нареченного. И тонны прочитанных книг по этикету (этикет, к слову, весьма полезная вещь для того, чтобы скрыть свои настоящие эмоции) позволяли девушке ощущать свое преимущество, прекрасно зная, что происходит в тот или иной момент с юным Макмилланом.
- Что и требовалось доказать. Воллас, ты очевиден. Чересчур. - Исмена мило улыбнулась и присела на край кровати. - Я хочу получить свое наследство. Судя по твоему поведению, ты этого не очень хочешь. - юмор у девушки был своеобразный, сухой и явно не греческий, - Но сочетаться с тобой браком - уволь. Мне хватило предыдущих пятнадцати лет совместной жизни. Нам нужно обмануть родителей. Когда нас отсюда выпустят, а я думаю, это произойдет часа через три-четыре. Ваши домовики приготовили чудесный десерт. Твоя мама точно захочет, чтоб ты его попробовал. Так вот, первая часть плана такова: ты возьмешь меня за руку, когда они откроют дверь. Не смотря на всё то время, что они провели вместе, они никогда не держались за руки. И вообще вели себя крайне отстраненно. Даже в самом раннем детстве, когда дети не осознают всех подлостей и коварств взрослых.
- Это будет для них знаком. Надежней бы было, чтоб ты меня обнял, но я не уверенна, что ты сможешь это сделать достаточно естественно, чтобы не вызвать подозрений у родителей. После, мы скажем, что были глупыми детьми, которые противились такому мудрому решению своих семей. Лесть усыпит их бдительность. Далее будут долгих и мучительных три дня, пока мы не уедем в Хогвартс. Я надеюсь, ты справишься.
Исмена поднялась с кровати и как-то чересчур быстро начала расхаживать по комнате.
- Наши совместные колдографии примерно раз в месяц будут поддерживать созданную иллюзию. Когда тебе исполнится двадцать, тебе придется сделать мне предложение. Но этим, я думаю, мы и ограничимся. Ты же знаешь, что обрученная пара может тянуть со свадьбой сколько угодно. Думаю, что наследство будет нашим. После их смерти расторгнем помолвку. Ну что, ты справишься?
Исмена резко остановилась и очень строго посмотрела на Воллиса, а затем на канделябр. Если что, всегда оставался вариант с несчастным случаем.
Воллас: Юный Макмиллан закусил губу. Деловое предложение было похоже на сделку с дьяволом. Очень соблазнительную сделку с очень соблазнительным дьяволом.
Он успокоился и начал обдумывать. Ничего страшного в "подержать за руку" не было - нужно было только представить, что ему снова шесть и он идет со своей мамой на ярмарку. И лицо такое виновато-радостное нацепить.
С обниманием было бы тяжелее - он вообще никого за всю жизнь не обнимал, тем более юных дам.
- Я могу подержать тебя за руку. От меня не убудет, - Воллас сел как можно прямее, но выработанный за долгие годы тренировок сколиоз не позволил сделать это на том уровне, на котором подобает это делать воспитанному в знатном доме джентльмену. Поэтому он сел на край кровати, скрючился обратно, положив локти на колени и уронив лицо в подставленные ладони. - Я... я могу попытаться поцеловать тебя в... тебе руку. Я думаю этот жест не настолько интимен, чтобы у меня случился нервный срыв, а мою неловкость можно будет списать... ну, не знаю. На ... ээээ... - Воллас зажмурился, подбирая уместные выражения. - Чувства, так внезапно ... ээм... нахлынувшие на нас? Нет, не так, все можно будет списать на то, что это я. Мои родители и так во мне разочарованы, я уже и не надеюсь от них ничего получить. Они и не заметят моей гримассы отвращения, - он ее наглядно продемонстрировал, - даже если она возникнет.
Сумрачный гений его невесты не мог не вызывать восхищения. Но что-то в этом плане ему все-таки не нравилось.
Что-то.
Что-то.
- Исмена, ты же понимаешь, что допустила в своем гениальнейшем без преувеличения плане одну фатальнейшую ошибку?
Он бы позлорадствовал, но был слишком подавлен.
Взгляд, направленный на канделябр был красноречив и не побуждал ни к каким провокациям.
Исмена: - Исмена, ты же понимаешь, что допустила в своем гениальнейшем без преувеличения плане одну фатальнейшую ошибку?
Рука девушки судорожно дернулась, в попытке схватить канделябр, но Исмена умела контролировать ситуацию и тем более уж владеть своим телом. Хотя такое оскорбление - ошибка! У неё не может быть ошибок. Всегда всё идеально правильно, аккуратно и изящно. На секунду она прикрыла глаза, чтобы справиться с эмоциями, затем улыбнулась и отошла подальше от канделябра.
"Ошибка... ошибка.. где может быть ошибка? Я не понимаю... Обручение точно усыпит их бдительность... а затем можно говорить, что любимая работа отнимает слишком много времени... Чточточто не так?!" - если бы не курс молодого бойца, то Исмена бы сейчас напоминала постоянного посетителя психиатрического отдела Мунго. Ошибка - это слово, которое могло вызывать у девушки припадок эпилепсии. А уж "фатальная ошибка"... Может быть Макмиллан тоже хочет её убить? Нужно срочно предложить ему выпить чая.
- Просвети меня, Воллас, - Исмена постаралась мило улыбнуться, но получилось лишь скупо поджать губы.
Воллас: "Господибожэмойонажэсейчасубьетменявзглядом," - панически пронеслось в голове неосмотрительного и чересчур прямолинейного мальчика. Надо было быть немного более деликатным. Дипломатичным. Аристократичным. Тактичным, в конце-то концов.
То есть всем тем, чем Воллас никогда не был и быть не собирался.
- Я... эээ... не имел ввиду, что твои, безупречные, прошу заметить, логические рассуждения неверны, - осторожно начал он, медленно двигаясь ближе к окну. Конечно, канделябр его не разбил, но в случае чего он бы рискнул применить любое заклинание, чтобы выбраться отсюда. Черт с ней со школой и карьерой, и наследством - жизнь дороже! Тем более, он был почти уверен, что его оправдают. - Учитывая всю ту информацию, что имелась у тебя... в наличии, нет, я не хочу сказать, что ты недостаточно много собрала информации, - он панически выставил вперед руки с раскрытыми ладонями и сделал самое жалобное и несчастное лицо на которое был только способен. Не то чтобы это было так тяжело, в такой-то ситуации. Ему даже не пришлось имитировать испуг - зрачки расширились сами собой, да и пот стал заливать брови еще несколько мучительно долгих секунд назад. Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан сглотнул и нервным жестом расстегнул пуговицу на воротнике открахмаленной рубашки. То есть как, расстегнул - дернул и оторвал.
- Я хочу сказать... то есть... я надеюсь ты понимаешь, что та часть, про "после смерти родителей", может произойти только... ну... в идеальном мире? - Рубашка на спине стала какой-то липкой и холодной. - У меня есть серьезные основания полагать, что, ну, не знаю как насчет твоих родителей, но мой отец не сдохнет, пока не подержит на руках хотя бы одного внука. А если вдруг случится несчастье... ну, например, несчастный случай какой-нибудь - его собьют с метлы, а потом случайно проедутся сверху поездом, а потом, еще более случайно, ну, например, уронят сверху рояль, так что никакие колдомедики и некроманты мира не смогут его вернуть к жизни... - Йозеф поправил очки на носу. - В общем, у меня есть серьезные основания полагать, что он не отстанет от меня даже после своей смерти, шатаясь бесплотным призраком с незавершенным делом. Я уверен, что у него в завещании написано, чтобы его останки ни в коем случае не хоронили и не отпевали до тех пор, пока он не увидит чистокровных наследников.
"И чтобы мне не выдавали наследство ровно до того же момента," - удрученно подумал единственный сын своих родителей и постарался успокоится. Пока выходило плохо, но он уже почти смирился с мыслью о собственной смерти. "Как жаль что меня никто не запомнит молодым и красивым," - почти безразлично подумал он.
Исмена: Исмена следила за движениями Волласа из-под нахмуренных бровей. Никогда ещё доселе она не теряла самообладание настолько, что даже позволила себе крепко сжать кулаки, намереваясь то ли размозжить Волласу череп, то ли проткнуть ногтями себе ладони. Скорее всего, конечно, первое. Что сказать? В среде аристократов часто попадаются психо-, социо- и прочие паты. Однако уверения в том, её логические заключения гениальны, а информация полноценна, остудили её явно проявившиеся греческий характер.
- Оу... - Исмена на секунду задумалась, затем резко, прямо перед носом несчастного Йозефа, ударила кулаком по своей ладони, - Я скажу, что я не могу иметь детей! Хотя нет, тогда они подумают, что мы...эм... - внезапно, Исмена на самом деле покраснела и наконец-то стала похожа на настоящую девочку её возраста, - Ну... Нуууу... Воллас, в общем, ты понял, что... до свадьбы. И тогда позор на оба наших дома.
Исмена снова нахмурилась, но на этот раз задумавшись о том, как же быть с внуками. Можно было бы уехать в другую страну и делать вид, что там они поженились и сделать колдографию с чужим ребенком. Или можно было бы опять таки прибегнуть к несчастному случаю. К четырем несчастным случаям. Но это были кардинальные меры. Тем более, адвокаты родителей бы не менее ревностно следили за их дальнейшей совместной жизнью.
- Аааар... Воллас! Плевать, что будет потом! Может потом в двадцать пять лет на тебя самого рояль свалится и тебе уже будет всё равно! Или мы придумаем что-нибудь ещё! Сейчас, вот сейчас, ты согласен действовать так? - Исмена протянула руку для скрепления устного договора, который считался законным. Правда при наличии свидетелей. Ну если что, они используют канделябр.
Воллас: От хлопнувшего прямо перед его носом кулачка Йозеф зажмурился, вздрогнул и даже слегка подпрыгнул, стараясь не обращать внимания на покрасневшую дочь благородного дома Бэддоков. Это было бы еще большим оскорблением, чем какое-то там уличение в неверности ее рассуждений.
- Ааааа... ааа у меня есть выбор? - честное слово, этот вопрос он задал только от стресса. В обычной ситуации Воллас бы ничего настолько глупого бы не спросил. - Мне надо время подумать! Я... я не готов! Это тебе не за руки держаться! Я не хочу рояль и, вообще, как мы будем это делать, придется писать еженедельные отчеты домой, о том, как мы здорово проводим вместе время, колдографии опять же, да я же сопьюсь! Да, я еще ни разу в рот не брал, в смысле, чорт, алкоголя еще ни разу не пил, но я уже уверен, что от такой жизни обязательно сопьюсь! - Йозеф моментально вспомнил своего дядю, Джонатана Макмиллана, у которого не было детей, но была одна жена, и он ее вроде как любил - потому что она постоянно на него кричала, отчитывала, и, похоже, даже иногда била, но он, почему-то от нее не уходил, только приходил к ним несколько раз в месяц, опустошал запасы отцовского огневиски, и аппарировал в неизвестном направлении. Это было странно, страшно, и Воллас никогда бы не захотел себе такого будущего. Он еще три года назад поклялся себе, что никогда, никогда не будет пить. И обещание это собирался сдержать.
- Ты... ты представляешь, что со мной будет в школе, если девчонки вдруг узнают, что мы держимся за руки и... или обнимаемся? - он снова схватился за голову и часто-часто задышал. - Это же... я видел! Когда Питер стал встречаться с его этой... как ее... с косичками, которая с Ровенкло, да за ним весь четвертый курс бегать начал! Сплетничали, следили, анонимные признания присыслали, анонимные проклятия, на него анонимки строчили... Черт знает, что у вас в головах творится, но я не хочу в этом участвовать! Лучше убей меня прямо на месте канделябром!
Макмиллан отважно зажмурился и тихо-тихо взвыл. Выбора у него, на самом деле, никакого не было. Даже иллюзорного. Даже поганой вилки Мортона у него не было.
Исмена: Исмена хлопнула себя по лбу, затем тряхнула головой, поправила недопустимо согнувшуюся спину и спокойно глянула на Волласа.
- Йозеф, ты идиот. Какое тебе дело до того, кто что там будет на тебя строчить? Ты когда-нибудь задумывался о том, сколько у вас денег? Я имею ввиду со всем имуществом, владениями и этими дурацкими говорящими яйцами Фаберже? Неужели, зная, что ты станешь единственным обладателем всего этого, тебе будет дело до каких-то сопливых девчонок? - Исмена говорила на удивление спокойно, канделябр в руке действовал умиротворяюще, - Какое тебе вообще дело до девчонок? - девушка отвернулась от окна, а заодно и от этого идиотически обиженного лица, - И ты только подумай о том, как во время наших иллюзорных ссор, какой-нибудь рыжий-рыжий хаффлпафовец с синими-синими глазами подойдет, приобнимет тебя и скажет "Да, я понимаю как тебе сейчас тяжело" и будет так сидеть с тобой весь вечер... - она резко обернулась, - Правда при этом он будет рассказывать тебе всю свою подноготную...
Исмена внезапно замолчала, задумавшись о том, что это ведь действительно отличный способ узнавать нужную информацию о людях и как же она не додумалась до этого раньше. Ах да, конечно, у неё же никогда не было парня. Даже ненастоящего. В глазах девушки появился маниакальный блеск и у Волласа уже не оставалось выбора.
Воллас: Мне не нужны эти... деньги, - гордо соврал Воллас, вскинув подбородок к потолку. - И яйца эти безвкусные. Я буду врачом. Врачу не нужны деньги.
Он повторял себе это каждый день, перед сном. И даже почти убедил себя в этом. Он был талантливым мальчиком.
- Какое тебе вообще дело до девчонок?
- Никакого. И я хочу, чтобы и у них ко мне никаких дел не было. - Разве не понятно? - Я их боюсь почти так же, как тебя, они странные, они постоянно на что-то обижаются и чего-то хотят, говорят на иностранном языке и почему-то думают, что если они похлопают ресницами, сделают губки бантиком, и выпятят свой... кхм... бюст, то я буду просто обязан дать им списать домашнее задание. Если они узнают, что мы встречаемся, они достанут меня, потом тебя, а потом я сойду с ума и повешусь в туалете.
Но, на самом деле он был уже давно согласен. Этот вариант казался единственно верным, в сложившейся ситуации.
- И не трогай рыжих хаффлпафцев! - Воллас душераздирающе вздохнул. - Рыжего хаффлпафца. Если он узнает, что мы встречаемся... Исмена, ты понимаешь, что мы этим договором сломаем мне жизнь? Ты понимаешь, что у меня могло быть будущее? А теперь его не будет?
Маниакальный блеск в глазах его невесты означал только две вещи: она что-то задумала, еще более коварное, и что она не примет "нет" ни под каким предлогом.
Воллас сдался.
- ...хорошо. Я согласен. - Очень тихо прошептал он и немного покраснел кончиками ушей. Это было для него слишком.
исмена: Исмена торжествующе глянула на Волласа.
- Я не согласна. Ты сказал, что тебе не нужны деньги. Вот и славно, я просто говорю родителям, что ты разбил мне сердце и сказал, что никогда не женишься на мне, станешь врачом и будешь спать с мужиками. Я думаю, что мне перепадет так же частичка твоего наследства.
Она не была злой девочкой, никогда. Она просто была слишком прагматична.
Воллас: Воллас Эмерсон Йозеф Юджин Макмиллан, даже учитывая все его недостатки, как то: редкостную честность, некоторую несдержанность, эмоциональность и вспыльчивость, был очень добрым, в меру робким и, все-таки, воспитанным мальчиком. Он никогда не то что не бил, даже не трогал женщин, девушек и девочек, только если по недоразумению.
Но сейчас ему хотелось ударить свою ненавистную невесту так, как не хотелось еще ничего в его маленькой и в меру безрадостной жизни.
- Что ты сказала? - так же тихо проговорил он, глядя прямо в глаза. Страх куда-то ушел, вытесненный раздражением, которое, на фоне стресса и возбужденных зачатков паранойи, достигло таких белеющих каленых высот, что было неотличимо от ненависти. Он хотел ее ударить. Боже, как же он хотел ее ударить. - Что ты сказала?
Воллас снял очки и аккуратным неспешным движением положил их на кровать. Встал. Подошел вплотную. Схватил за рюши на белой, отвратительной, режущей глаза, белой блузе. Схватил запястье руки, которая держала канделябр. - Мне показалось, что я тебя не расслышал, дорогая моя. Невеста. Не соблаговолишь ли ты повторить. То, что ты сейчас сказала.
Все-таки у девочек был один неоспоримый плюс - они были хрупкими, маленькими и слабыми.
Исмена: Вдохнуть-выдохнуть, удивленно и испуганно уставиться на оппонента - всё соблюдено, всё как нужно. За исключением одного - Исмена была на самом деле напугана. Воллас очень редко, точнее на её памяти никогда себя так не вел. было схожее этому состояние, но чтобы так. Нет, она, конечно, полностью осознавала свою причастность к тому, что довела несчастного мальчика, но она ведь не думала, что будет так. И в принципе последняя фраза была сказана ей из любопытства, чтобы проверить, как оно будет: разозлится ли, начнет ли ещё больше истерить, может быть попытается выйти в окно... Но она не думала, что он сделает так!
- В... Воллас... - Исмена попыталась пошевелить рукой с канделябром. Канделябр грустно упал на пол и закатился под ширму.
И всё-таки что-то в этом было. Вот в таком поведении Волласа. Такое необычное, удивительное, почти волшебное. И, простят её все гувернантки, возбуждающее.
Снова вдохнуть-выдохнуть и, не отдавая себе отчета, поцеловать. Интересно же! И поцеловать не так как на всех этих романтических картинах, а с широко открытыми глазами, чтобы видеть реакцию, чтобы потом, при условии, что она останется жива, записать в свой маленький черный блокнотик.
- Волли, Исмена, я принесла вам... - дверь открылась, клубничное безобразие с грохотом оказалось на полу, - ...десерт...
Воллас: Воллас забыл, как дышать. "От возмущения," - хотелось потом верить ему.
Он забыл закрыть глаза. Он забыл как думать. Он забыл как возмущаться, как ненавидеть, как расстраиваться.
Это было настолько неожиданно и так неправильно, и так... так...
Он хотел что-то сказать, скорее всего издать вопль протеста, но боялся пошевелиться. Он немного приоткрыл губы, потому что во рту пересохло и он хотел их по привычке облизать, но от мысли, что он сейчас, прямо в этот момент, сделает... это, у него снова расширились зрачки и он поспешно рот закрыл.
Уши горели, а где-то в желудке что-то перевернулось, когда он наконец осознал, что происходит.
Это было неправильно, волнительно и еще несколько раз неправильно, и пожалуй, немного неловко и стыдно.
Хотелось что-то сделать. Но Воллас никогда не встречался с девушками. Он не знал, что. Не имел ни малейшего понятия. Поэтому он рефлекторно потянул рюшу еще немного...
... и вошла его мама. С грохотом, с этим дурацким детским именем, с этим отвратительным клубничным десертом, вошла и все испортила.
Воллас вспыхнул еще сильнее, хотя казалось - куда уж, отскочил от Исмены, почти вписавшись в кровать.
- Мама! Вы... - он переводил взгляд от десерта к Исмене, а от Имены к его маме. - Это не то, что вы думаете! Это ... это недоразумение!
"Вы все не так поняли!" - жалобно пронеслось у него в голове.
Конец флэшбэка.
@темы: из жизни замечательных людей, Кто прекрасней всех на свете?, А может повторим?
-
-
02.11.2010 в 05:24стыднофейспальмлено ХД-
-
02.11.2010 в 05:59-
-
02.11.2010 в 06:13